Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан

Я был молодым. Я был амбициозным. Мне ужасно хотелось спасти мир. Мир вместе с тем в спасении не нуждался. Уж точно не тогда. Не в тот день. В то время как маленький паренек со своими родителями в моей приемной нуждался. Я поклялся, что сделаю все возможное, чтобы помочь ему пережить не только тот день, но и каждый последующий. Вылечить его было бы потрясающе, но этого родителям мальчика я не обещал, хотя и говорил, что такая возможность имеется.
– Все будет в порядке, – сказал я. – У меня все под контролем.
И я действительно в это верил.
Знаменитые последние слова.
Я мог бы просто рассказать про пациентов, которым я полностью удалил опухоль, с которыми все в итоге было в полном порядке и после восстановления которых все превозносили меня как великого хирурга своего времени. Но все же такие моменты забываются – как бы удачно ни сложились обстоятельства с последним пациентом, после него непременно будет такой, с которым что-то пойдет не по плану, и это никогда не дает зазнаваться.
Десятилетний мальчик, по-прежнему являющийся одним из моих пациентов, поступил к нам с жалобами на недавно появившиеся проблемы с чувством равновесия, координацией движений и головными болями. Проведенная в его местной больнице томография выявила опухоль мозга в задней части головы, в мозжечке. Ему было очень плохо, так что в ту же ночь пациента доставили к нам. Я увиделся с мальчиком наутро. Мама была вместе с ним. Ей было не больше двадцати пяти или двадцати шести лет. Молодые и страшно напуганные – так можно было описать их обоих.
Я объяснил суть проблемы, рассказал, зачем они здесь, и добавил:
– Опухоль будет причинять все больше вреда. Нам необходимо ее вырезать.
Мама была в ужасе от мысли о том, что ее сыну вскроют голову. Увидев реакцию матери, мальчик расплакался. Мне удалось успокоить обоих, однако я едва удержался от того, чтобы сказать: «Если не хотите операцию, то это необязательно».
В тот момент они явно были не в состоянии что-либо решать.
Я сказал:
– Подумайте об этом. Операция – очень серьезное решение, я понимаю. Как я уже говорил, после процедуры мальчик будет испытывать некоторую боль, слабость и проблемы с чувством равновесия, и процесс выздоровления займет какое-то время. Если же мы ничего не сделаем, то он потеряет контроль над своими руками, ногами, и ему будет становиться все хуже и хуже.
И пациент умрет. Очевидно, я не стал этого добавлять, но мама поняла мою мысль. Скрепя сердце она признала, что нужно что-то делать.
– Скажите мне честно, – спросила она, когда мы отошли от кровати, – каковы шансы?
Обычно я стараюсь не внушать ложный оптимизм, но из того, что я видел на снимках, я мог с уверенностью утверждать, что у нас все должно получиться.
– Я бы сказал, что риск серьезных проблем невысок – наверное, от пяти до десяти процентов, – ответил я.
Любой азартный игрок, вероятно, душу бы продал за такие шансы на победу. Но я имел дело с родителями. Какое им дело до девяноста здоровых детей, бегающих вокруг, если их ребенок окажется в числе тех десяти, кому «не повезло»?
– Хорошо, – с большой опаской ответила мама. – Сделайте это.
Опухоль находилась в четвертом желудочке, где расположены центры управления такими жизненно важными показателями и функциями, как сердцебиение, кровяное давление, дыхание и даже бодрствование. Все нервные пути к рукам, ногам и остальным частям тела проходят через эту крошечную область. К счастью, опухоль выглядела вполне операбельной. Такой она в итоге и оказалась.
Операция заняла почти весь день, но мне удалось удалить опухоль без каких-либо осложнений или проблем. Порой так бывает, и удается полностью все вырезать. Led Zeppelin[38] тоже приложила руку. Группа предоставила звуковое сопровождение. Собой, впрочем, я также был доволен. Операция прошла как нельзя лучше.
После успешной операции мы все были в приподнятом расположении духа – как тут не быть, когда на фоне играет «Whole Lotta Love»[39], – но я не собирался торопиться праздновать победу. Пока пациент не очнулся, говорить о чем-либо рано. В данном случае, правда, я не сомневался, что это лишь вопрос времени. Очень долгого времени, как оказалось в итоге.
Когда мы попытались привести его в чувство, врач из детского отделения реанимации и интенсивной терапии обнаружил проблемы с уровнем бодрствования. Ребенок не дышал самостоятельно и не просыпался. Оказавшись у его кровати, я был удивлен, увидев его по-прежнему без сознания. Мне только и было слышно, что тихое жужжание аппарата ИВЛ[40], к которому он был подключен.
– Он еще не просыпался? – спросил я врача из отделения.
– Нет.
– Он как-то реагирует? – Я хотел узнать, пытается ли он дышать самостоятельно.
– Нет. Никакой реакции.
– Хорошо. Подождем еще пару часов, а потом, будьте любезны, отправьте его на томографию.
– Будет сделано.
Они назначили томографию. Мы смотрели, как на экране один за другим появляются шестьдесят четыре снимка мозга в разрезе. Самыми важными, разумеется, были несколько последних. Все, впрочем, выглядело хорошо – как по учебнику. Но лишь на снимках. Я же лечил не снимки.
Мальчик так и не приходил в себя, так что мы оставили его подключенным к аппарату ИВЛ. Без этой торчащей у него изо рта трубки пациент попросту не мог бы дышать. Разумеется, рот нужен не только для дыхания. Для кормления врачи поместили прямиком в желудок мальчика назогастральную трубку[41].
Ребенок был в полностью бессознательном состоянии и оставался в нем без какого-либо наркоза в течение дней, а затем недель. Ему провели трахеостомию – проделали отверстие в шее и трахее, требующееся для длительного подключения к аппарату ИВЛ. Через небольшой разрез в брюшной стенке ему в желудок установили зонд для кормления, который торчал из живота, словно крошечный Чужой[42]. Это позволяло вводить жидкое питание прямиком в желудок, и теперь лицо мальчика не было загромождено трубками. Лицо, которое не выражало ничего.
Что же привело к этой катастрофе? На снимках все выглядело отлично – никакого инсульта, никакого кровоизлияния, никаких явных крупных остатков опухоли. Если что-то и осталось, то совсем крошечный кусочек. Получается, дело могло быть только во мне.
Желая избавиться от опухоли, я, должно